Оригинал этой статьи был опубликован в англоязычной версии сайта The Moscow Times.
В конце марта, когда вспышка коронавируса в России распространилась из Москвы в регионы, главный муфтий республики Ингушетия Абдурахман Мартазанов проявил серьезное беспокойство.
Еще до того, как многие россияне осознали реальность пандемии, Мартазанов разработал ряд принципов, позволяющих преимущественно мусульманскому населению Ингушетии соблюдать свою религию, не подвергая опасности общественное здоровье. Верующим велели молиться дома, а не в мечетях, похороны должны были быть небольшими с соблюдением социального дистанцирования, и ритуал омовения мертвых должен организовываться больницами.
Буквально через две недели Мартазанов был сам госпитализирован в Назрани с острыми респираторными симптомами. Он умер на другой день после положительного результата теста на COVID-19. Похороненный в соответствии с антивирусными правилами, которые он сам разработал, религиозный лидер стал вторым смертельным случаем после вспышки коронавируса в его крошечной республике.
С тех пор как коронавирус впервые попал в Ингушетию, местные власти зарегистрировали 354 подтвержденных случаев и 12 смертей. С населением около 500 000 человек, на душу населения это составляет почти 700 на миллион жителей, что намного выше, чем в любом другом кавказском регионе, и почти вдвое больше, чем в России в целом.
Многие считают, что серьезности ситуации в Ингушетии способствовали уже ранее существовавшие факторы, в частности хроническая нищета и политические беспорядки.
«Конечно, в наших больницах есть проблемы и нехватки, особенно средств индивидуальной защиты, как и везде в России, — сказал один местный врач The Moscow Times на условиях анонимности. —Но я не думаю, что наше здравоохранение до того хуже по сравнению с другими регионами страны, чтобы вызвать вспышку в таком масштабе.»
Ингушетия является одним из самых маленьких, бедных и густонаселенных регионов России. В то время как в некоторых других отдаленных регионах, включая северную республику Коми, наблюдались интенсивные локальные вспышки COVID-19, Ингушетия сталкивается с рядом более серьезных проблем.
Она отстает от других регионов по тестированию, проведя всего 2677 тестов на коронавирус из примерно двух миллионов, которые, согласно сообщениям, были проведены по стране. Тем не менее, некоторые местные жители говорили The Moscow Times, что считают ответственными за масштабы вспышки болезни в республике службы здравоохранения.
С тех пор, как правительство Ингушетии одобрило непопулярный обмен землями с соседней Чечней в 2018 году, Ингушетия была особенно беспокойной, даже по стандартам проблемного Северного Кавказа. Широкое возмущение по поводу сделки с Чечней переросло в месяцы уличных протестов в столице Ингушетии Магасе, и в прошлом году ингушский лидер Юнус-Бек Евкуров подал в отставку.
Многие местные жители теперь говорят, что земельная сделка в сочетании с коренными проблемами коррупции и бедности сделали правительство Ингушетии настолько непопулярным, что большая часть населения отказывается верить руководству региона во всем, включая коронавирус. Это привело к тому, что люди скептически относились ко всем действиям правительства, связанным с COVID-19, от подозрений в сокрытии до недоверия к самому существованию вируса.
«Доверие между правительством и народом полностью разрушено, — сказала Изабелла Евлоева, ингушская журналистка, которая вынужденная покинуть регион во время протестов и теперь живёт в Праге. — Многие люди предполагают, что коронавирус — это просто государственный заговор, чтобы держать их под контролем.»
Евлоева добавила, что когда она публиковала данные о коронавирусе в Ингушетии, читатели обвиняли ее во лжи и пропаганде недостоверной проправительственной статистики. Евлоева предположила, что эти инстинктивные подозрения привели к тому, что режим самоизоляции, действующий с марта, по сути, не соблюдается.
Вопреки указаниям правительства, свадьбы, похороны и другие собрания продолжаются, как и прежде. В выходные дни большая часть населения станицы Нестеровской, расположенной недалеко от чеченской границы, занималась розыском пропавшего ребенка. Ребенка, в конце концов, нашли, несмотря на то, что власти официально взяли эту задачу на себя.
Сами местные власти признали, что их приказы о социальном дистанцировании не выполняются. В эмоциональном воскресном вечернем видеообращении глава правительства Ингушетии Махмуд-Али Калиматов обвинил «тех, кто безответственно публикует измышления в социальных сетях» в разжигании розни в республике.
«Все, что мы просим, — это чтобы люди строго придерживались режима самоизоляции, — сказал Калиматов. — Помогите нам или, по крайней мере, не препятствуйте нам.»
По иронии судьбы, предполагаемая неспособность властей справиться с пандемией заставляет многих ингушей восхищаться подходом к общественному здравоохранения Рамзана Кадырова, обмен землей с чьей республикой дискредитировал ингушские власти. В гораздо более крупной Чечне, где Кадыров призвал убивать нарушителей карантина, случаев COVID-19 гораздо меньше, чем в Ингушетии.
«Я могу не соглашаться с недемократическим подходом Кадырова, — сказала Евлоева, — но жесткие меры, похоже, сработали в Чечне.»
Многие проблемы Ингушетии являются общими для других регионов Северного Кавказа. В соседней республике Северная Осетия экономические последствия правил самоизоляции вызвали протесты против непопулярного регионального правительства со стороны местных жителей, которые поддерживают конспирологические теории, ставящие под сомнение существование коронавируса. Однако многие местные жители видят ситуацию в Ингушетии как исключительно опасную для здоровья населения.
«Такое недоверие к правительству существует повсюду в России, — сказал Руслан Муцольгов, лидер ингушского отделения оппозиционной партии «ЯБЛОКО». — Но здесь, в Ингушетии, оно особенно велико.»
Просьба о помощи
Многие полагают, что в отсутствии социального дистанцирования и серьезности вспышки COVID-19 виновата социально-экономическая ситуация в республике. Экономика Ингушетии занимает 79-е место из российских регионов по объему ВВП, а уровень безработицы официально составляет 26%. Республика, по всей вероятности, слишком слаба, чтобы поддерживать самоизоляцию без существенной финансовой поддержки.
«Если вы хотите приказать людям самоизолироваться, хорошо, — сказал Муцольгов. — Но вы должны оказать поддержку, чтобы они сделали это. Практически ни у кого в Ингушетии нет финансовой подушки, поэтому, если мы собираемся бороться с вирусом, правительство должно предоставить средства.»
Хотя правительство Ингушетии начало распределять помощь беднейшим домохозяйствам, Муцольгов считает, что ее все же недостаточно. Его партия опубликовала открытое письмо правительству республики, требуя комплексного пакета помощи, включая поддержку малого бизнеса и компенсацию за потерю заработной платы, в качестве способа подвинуть ингушское население на меры самоизоляции.
«Мы выживем, если правительство поддержит людей. Без поддержки эта ситуация будет только ухудшаться,» — сказал он.
