Скажете: какая связь? Давайте объясню.
Устрицы, до того как стать едой, живут в море — но не просто так живут. С пользой. Они организуют среду обитания для огромного количества морских видов. Среди извивов их твердых раковин прячется всякая мелюзга, ей там спокойно и надежно; на рифы, которые образуются из устричных ракушек, приходят жить сидячие животные — красавцы анемоны, например, разные моллюски, кишечнополостные. Рыбешка снует — и за ней приплывают охотиться рыбы побольше.
Но и это еще не все. Устрицы непрерывно фильтруют воду, удаляют из нее органические остатки: это еда устриц.
Резюмирую: устрица выступает инженером морской экосистемы. Сама она об этом не догадывается, просто живет себе, растет, размножается — и фильтрует воду. И всем от этого счастье.
Да, последнее скажу: если вода слишком соленая, устрица получается очень жесткой, несъедобной. А в воде, куда попала химия, устрицы гибнут.
Чем занимается журналист? (Сейчас будет эдак пафосно.) Он организует информационную среду обитания для всего общества. Пользуясь его информацией, чувствуют себя более защищенными маленькие люди: они узнают, как отстоять свои права. Журналистские данные позволяют политикам и ученым строить красивые и полезные для людей информационные конструкции. Статьи с разоблачениями не дают спокойно спать негодяям.
Бывают и неприятности, и трагедии: из-за сведений, добытых журналистами, некоторые герои их публикаций лишаются статуса, денег, свободы или, увы, жизни.
Без настоящей журналистской работы мир становится плоским и тусклым — превращается в однообразный идеологически выровненный смысловой (точнее, бессмысленный) рельеф. Но пока журналисты работают, пока они фильтруют информацию, отделяют чушь от сведений, ложь — от данных, пропаганду — от фактуры, обществу живется полегче. Ситуация более ясная.
Сгущение информационной среды делает журналистов более жесткими (и несъедобными): более энергичными, более находчивыми, очень дотошными. Но журналиста несложно отравить (это я в переносном смысле): если не давать ему возможности фильтровать информацию, если наказывать за поиск данных, если объявлять его работу враньем — журналист гибнет.
Устрицы — сидячие животные. Если их перенести на чуждое морское дно, в непривычную воду и не создать им там особых условий, они не приживутся.
То же и с журналистами: если лишить их потоков информации, не давать им вылавливать из него крупицы смысла, они гибнут в профессиональном смысле слова.
Михаил Горбачев, объявив гласность, создал начальные условия для появления настоящих журналистов в нашей великой родине. Появились не паразиты-газетчики, какими было большинство журналистов во времена густого СССР, а активные профессионалы, быстро научившиеся фильтровать базар, пардон, информацию. Многие из нас — и для этого не надо быть особенно старым — застали время, когда талант к выискиванию, выспрашиванию, а иногда и высиживанию интересной фактуры приносил не только хорошую зарплату, но и удовлетворение, и уважение, пусть даже эта самая фактура и не была приятной.
Президент России Владимир Путин просто не знает, чем занимаются устрицы. Ну то есть журналисты. Он уверен, что суть их профессии — получать деньги за вранье, за угодничество, потому что его самого именно такие паразиты и окружают. Только они стали куда более прожорливые, чем в советские сонные годы. И тут Путин ошибается.
Можно ли вообразить себе врача, который будет за деньги говорить едва живым пациентам, какие они здоровые да сильные? Наверное, можно, но только стоит ли его звать врачом? Точно так же не стоит звать журналистом того, кто выполняет, скажем так, информационные заказы.
Журналист не работает против страны. И за страну он тоже не работает. Он, повторю, как устрица: фильтрует потоки и ловит в них интересное, полезное и важное.
Потом, когда Россия вернется к нормальной жизни, журналистов придется реинтродуцировать. Делать для них специальные садки — как в недавнее время для устриц в Краснодарском крае.
Лишь бы те, кто уехал, кто насильно оторван от родной почвы, кто лишен возможности работать так, как хочет и умеет, — лишь бы они не сгинули на чужбине-то, пока безобразия в России не закончатся.
