За эти десять лет мы не раз слышали, что Владимир Путин «подписал себе приговор», Россия стала мировым изгоем, экономика страны практически разрушилась, а народ не потерпит очередного ограничения своих прав и надругательства над братьями-украинцами.
Сегодня стоило бы оглянуться назад и признать, в какой мере сторонники этих взглядов были неправы.
Знать свой народ
Сорок лет назад генеральный секретарь ЦК КПСС и многолетний глава КГБ СССР Юрий Андропов сказал: «Если говорить откровенно, мы ещё до сих пор не изучили в должной мере общества, в котором живём и трудимся». Его последователи, пришедшие к власти в России в 2000 г., обладали на удивление лучшим пониманием страны, оказавшейся под их контролем. Пока многочисленные эксперты умилялись «путинскому консенсусу», якобы состоявшему в «обмене собственности на свободу», в Кремле вынашивали планы перехода от достижения экономических целей к реализации геополитических устремлений.
Присоединение Крыма стало, как теперь можно судить, не «началом конца» путинской эпохи, а знаком обретения ею своей зрелости.
События 2014 г. воодушевили народ — как это часто случалось в условиях прилива военного патриотизма, — но они положили начало периоду демонтажа прежних представлений о нормальности. Мало кто мог предположить, что после полутора десятилетий относительно стабильного курса рубля, стремительного роста благосостояния и рассказов о том, насколько «свобода лучше, чем несвобода», население примет десять лет стагнации доходов, трехкратную девальвацию и переход к мягкому террору практически бессловесно. Однако это случилось, показывая всем нам, что Кремль лучше понимает россиян, чем когда-то правившие страной, а теперь бегущие из неё либералы.
В России — которая столетиями была империей, но так и не стала нацией — элемент государственного величия уступает жажде буржуазной жизни только в относительно редкие исторические моменты тотальных неудач (как, например, после Крымской войны 1854–1855 гг. или поражения в «холодной войне»). Когда повседневные проблемы притупляются (не говоря уже — решаются), великодержавные мотивы снова обретают повышенную значимость.
Тонкость кремлёвского подхода после 2014 г. состояла в том, что власти потратили почти десять лет, чтобы сместить акценты с экономических успехов на геополитические, не допуская обрушения уровня жизни населения. Конечно, некоторая проблемность была очевидной — но она допускалась ровно в том масштабе, какой мог быть легко компенсирован величием побед и объяснён враждебными действия внешнего окружения.
Разворот от экономики к геополитике был столь выверенным, что люди не ужаснулись войне в Украине, а во многом приняли её и стали находить удовлетворительные объяснения и действиям Кремля, и собственной позиции.
Три нерешаемые задачи
Десять лет, прошедшие с присоединения Крыма, стали периодом самой масштабной трансформации российского общества. Кремль сумел шаг за шагом заставить россиян смириться с разрывом традиционных связей с миром, беспрекословно затянуть пояса, не возражать против повышения пенсионного возраста и кратного увеличения военных расходов.
Мы видели, как за эти десять лет с улиц и площадей исчезли стихийные митинги, а поддержка альтернативных политиков стала во многом гротескной: ни тысячи подписчиков интернет-ресурсов Игоря Гиркина не появились у суда в день оглашения ему приговора, ни десятки тысяч подписантов за Бориса Надеждина в какой-либо форме не материализовались после недопуска его на выборы.
Даже «раскола элит», который предсказывали практически все оппозиционеры, не случилось — никто из чиновников не сбежал из страны, а большинство «олигархов» смиренно вернулись из далёких краёв на службу Кремлю.
Владимиру Путину за эти десять лет удалось решить три задачи, каждая из которых могла считаться нерешаемой.
Во-первых, он выстроил основы авторитарной по сути, но электоральной по форме системы, функционирующей в условиях относительно свободного доступа к информации и открытых границ — о чём во времена Юрия Андропова было невозможно помыслить.
Во-вторых, он, постоянно говоря о советских ценностях, сумел заставить население забыть, что одной из них (пусть даже формально) была борьба за мир — и создал новую реальность, в которой люди готовы к войне за сохранение существующего порядка вещей, а это значит, что заинтересованность в нём — не фигура речи, она укоренена в сознании миллионов россиян.
В-третьих, за эти годы Путин разорвал «связку» собственной поддержки как с экономическими успехами, так и с распространением в обществе успокоенности и нормальности, ранее воплощавшихся в воображаемом единстве с «цивилизованным» западным миром. Последнее, я бы сказал, делает нынешний российский режим прочнее даже китайского, который не переживал (и, скорее всего, не переживёт) «размена» экономического роста на достижение иллюзорных геополитических задач.
Путинизм после Путина
В 2014 г. подавляющее большинство моих друзей и коллег были убеждены в непрочности власти Кремля, всего за пару лет до этого оспаривавшейся «белоленточниками». Я же ещё в 2013-м высказывал мнение, что до 2024 г. у Путина не возникнет ни малейших проблем в пролонгации своей власти, да и «проблема-2024» в том или ином виде будет решена, причем без привлечения «преемника».
Как мы видим, режим не только дожил до 2024 года — он, судя по всему, стал намного более прочным, чем был десять лет назад. Утверждая это, я не говорю о безграничной народной любви к Кремлю (таковая выглядит явным преувеличением) — я утверждаю лишь, что российские элиты намного лучше представляют себе, какими инструментами давления на народ они обладают, насколько жёстко они могут реализовывать свой курс и — что важно — сколь бессильны их оппоненты.
Всего через месяц, в десятилетнюю годовщину формального присоединения Крыма, Путин будет переизбран на пятый президентский срок — и, вполне может быть, не последний. И самым важным вопросом, который стоит задавать себе на протяжении второго посткрымского десятилетия, является вопрос, насколько созданная Путиным система способна его пережить.
Это не праздный вопрос, и ответ на него неочевиден. Ещё недавно многим казалось, что «неизбежная победа Украины» станет катализатором коллапса российской власти, а одухотворённые диссиденты выслушивали приговоры о многолетнем заключении с уверенностью в скором освобождении революционным народом. Сегодня я не вижу ни близких перспектив украинской победы, ни тем более приближения перемен в России. Слишком велико число наших соотечественников — от кремлёвских чиновников до бизнесменов и от работников ОПК до пенсионеров, — которым смена режима может принести больше проблем, чем выгод. Поэтому «третья декада Владимира Путина», о наступлении которой я писал ещё в 2020-м (оригинал статьи предсказуемо исчез с тех пор с сайта «Сноба»), может оказаться даже дольше, чем ограниченное четкими датами очередное десятилетие…
